Художник в условиях самоизоляции, или Творчество не самоизолируешь

-Александр Алексеевич, в условиях самоизоляции, где Вы черпаете темы и вдохновение для творчества?

- Каждый день я делал по 2-3 работы по старым своим наброскам, по рисункам, зарисовкам и старым фотографиям, по своим архивным материалам.

- Вы стали рисовать тушью, что довольно долго, насколько мне известно, не делали.

- Раньше я тушью работал в училище. У меня даже были иллюстрации к литературным произведениям: я иллюстрировал «Синюю птицу» Мориса Метерлинка. У нас в училище было задание — проиллюстрировать какую-нибудь книгу. И вот я в то время работал тушью, а потом очень много лет не брал в руки перо. И тут вот в самоизоляции просто решил вспомнить эту технику, когда маслом возможность работать ограничена. Ездить писать в школу не каждый раз получается, а карандашом у меня много работ. Тушь и чернила мне привезли из Иванова, бумага была приобретена здесь. И я решил возобновить технику рисования тушью. Думаю, работ десять сделаю, но чего-то разошелся. Делать-то нечего. Телевизор смотреть что ли: так там практически одни сериалы идут.

- Сколько же работ Вы сделали и какова их тематика?

- Я сделал более ста работ. Темы работ — пейзаж, детские портреты, женские, Плес, Юрьевец, Пучеж. Рисовал своих учеников, учеников из хореографии. Я их рисовал и тогда, когда проходили занятия в школе.

- Почему дети? Это не так просто, как пейзаж.

- Детей всегда приятно рисовать. Эта тема в искусстве считается беспроигрышной. Она нравится всем, как ни нарисуй. Потому что каждый испытывает к детям чувство любви, поэтому тема детей в искусстве беспроигрышная всегда. Пейзаж еще можно оспорить, портрет взрослого человека тоже можно оспорить, как вот портрет Серова, например, вообще не приняли, даже заказчица. А Репин вообще сказал — ужас какой-то, разучился писать, когда увидел портрет Иды Рубинштейн. Даже к портретам Серова есть претензии. А к детям не может быть претензий, потому что каждый видит положительно своего ребенка. Это чистые, светлые, искренние души. Они всегда вызывают добрые эмоции у зрителя. Вот сколько я не выставлял детские серии, посетители выходят из выставочного зала с очень хорошим настроением.

Помню, мы выставляли графику, нас было 20 художников-графиков, а мне звонили и все вспоминали мою детскую серию. Так получается. Дети всем импонируют.

- Рядом с детьми есть работы с изображением пожилых женщин.

- Бабушки. Это моя вечная тема. Всю жизнь я рисовал старушек на скамейках, даже когда в школе учился.

Раньше очень много сидело на скамейках старушек, в фуфайках, летом мерзнут, в валенках, даже с калошами. Жил я в Порохове. Там дети посадят старушку, уйдут на работу, а она сидит на завалинке или на скамейке. Потом в обед дети приходят, покормят и опять — на завалинку. Сейчас этой традиции уже нет или очень мало. Одни пьяницы на скамейках сидят. Мне их не интересно рисовать (улыбается – авт.). А старушки — это образ. Там видишь их жизнь. У нее на лице написано, какую жизнь она прожила, по рукам даже: в узлах руки — значит или на фабрике работала, или в сельском хозяйстве. По образу человека видишь его жизнь. В рисунке хочется передать как раз этот характер. Причем бабушки очень хорошие натурщицы. Они сидят почти без движения, разговаривают. Как сели, ручки сложили, так могут долго просидеть. Они на тебя и внимания не обращают. Спросят: ты чего, Сашка, пришел. Да, порисовать, говорю. А-а, рисуй. Чего ты нас-то рисуешь, иди вон Волгу рисуй. Они даже не посмотрят, чего ты нарисовал. Встал, сказал спасибо. А за что, говорят, приходи — мы тут каждый день сидим.

Детей труднее рисовать. Дети, во-первых, вертятся. Во-вторых, они всегда бегут посмотреть, похож он на рисунке — не похож, получается — нет ли. Раньше я рисовал детей летом обычно за стадионом или в Порохове. Невозможно рисовать, потому что все выскочат из воды и смотрят. 20 человек у меня стоит за спиной и мне подсказывают, а один сидит на бревне или на лодке, позирует. Вот я его рисую. А за спиной столько советчиков! У него и фуражка-то не такая, и носки-то не те, у него и брюк-то таких нет. Ну, дети есть дети, их труднее рисовать, но с ними общаться легко, энергетика от них мощная идет, такой положительный заряд получаешь при такой работе.

Я любил старух рисовать, потому что это, можно сказать, психология. Биография их видна в их образе. А дети — это чистые существа, которые еще только входят в жизнь.

- Такие две крайности получаются: детство и старость.

- Все говорят, что художники любят рисовать молодых девушек. Меня они больше с другой стороны интересовали, нежели со стороны изобразительного искусства (смеется — авт.). Я много рисовал их, когда в училище учился, но обычно дарил рисунки. Не сильно меня привлекало рисовать молодых людей, а вот именно интересны крайности возраста: юные и пожилые. Это моя тема.

- А пейзажи…

- Пейзажи не то, что проще рисовать тушью — простого ничего нет в искусстве. Дело в том, что, изображая природу, ты находишь или знаешь сумму каких-то приемов, тебе известно состояние окружающей среды, потому что ты уже много раз писал утро, вечер, день, облака, деревья… У тебя вырабатывается какой-то стереотип к природе, потому что природа как правило повторяется. В графике пейзажи рисовать намного легче. А самое трудное — это рисовать детей.

- А как без цвета передать состояние природы?

- Можно. Хотя состояние природы лучше передавать в цвете. Это естественно. В черно-белом варианте отражается больше графическое изображение: силуэт, например, дома, забор, то есть конкретика, это почти наука. Ты просто констатируешь факт. Черно-белый забор он и утором, и вечером, и днем одинаковый. А если пейзаж живописный, то забор разный: освещенный солнцем, в тени, и вечером, и утром, и днем он в иных состояниях. В графике пейзаж намного проще рисовать. Констатируешь факт. Перед тобой документ, в общем-то. Тебе надо его сделать. Он своего рода статичен. Детей вот не заставишь сидеть неподвижно. А если сядут неподвижно, то не удастся передать характер. Потому что когда начитают позировать, как у фотографа, и даже спрашивают: а моргнуть можно, — они скованны, стараются выглядеть лучше, чем на самом деле. Сидит ребенок — ангел во плоти. Только встал — и всё: отвернулся — «бах!» — кому-то по башке портфелем стукнул, у кого-то краску пролил. И у ребенка сразу мимика лица становится другой, движения другие: поймать вот это надо и отобразить в детском портрете самобытность, характер.

- У каких художников ты учился графике?

- Как это ни странно, мне больше нравится западная графика. Это Матисс, Пикассо и Модильяни. Я у них учился графике. Мне ближе линии. Отечественная графика была воспитана на академических традициях: штриховка тона, проработка деталей — очень длительная проработка. Только Серов начал немножко отходить от традиций — стал работать линией. Из отечественных художников я учился графике у Николая Фешина. У меня есть его альбом. Как он замечательно рисовал портреты! А рисовал он, в основном, углем. Это непревзойденный рисовальщик. Один из самых лучших учеников Репина. Потом он уехал в Америку, не принял советскую власть, и там уже работал.

- Имеются ли выставочные планы?

- Выставка у меня будет обязательно. Это юбилейная. Мне на следующий год — 65. Меня включили в план. Я хочу выставиться опять в «Консультанте». Это мой любимый зал. Там, во-первых, всегда люди приходят, которые любят искусство, коллекционеры. Во-вторых, приходят люди по работе из серьезных фирм. И, как правило, у меня все работы раскупаются. В «Консультанте» проходят концерты, люди посещают их и видят работы, которые висят как раз перед концертным залом.

Художнику нужен понимающий зритель. Вечная фраза: искусство не должно быть понятно, оно должно быть понято. Вот в чем дело. Разница огромная: понятно и понято.

Беседовал А. СКВОРЦОВ.

***

Александр Мучкаев: «Тушь — капризный материал. Тем более я рисую по сырой бумаге: бывает, тушь затекает. Провел штрих по волосам ребенка, а этот штрих по сырой бумаге растекся на лицо. Всё — выбрасывай. Приходится выжидать, когда бумага пропитается, чтобы вода не отсвечивала, а была именно в бумаге. Если где-то есть подтек, это проследить очень сложно. Поэтому у всех художников, которые работают тушью, из пяти-шести работ получается только одна».

***

Александр Мучкаев: «Самое главное в написании детей — уловить неуловимое: ноги не так поставила, еще что-то. Надо наблюдать. Когда ты учишь детей, ты знаешь их характер, понимаешь, когда они естественны».

***

Александр Мучкаев: «Сейчас мне 64, училище я закончил в 23. С 23 лет я никогда не работал ни пером, ни тушью. Хотя по образованию я график. Я должен тушью рисовать постоянно. А почему тушь исчезает из обихода художников? Это вопрос, как в передаче говорят, конечно, интересный. Сейчас все художники стараются заработать. Жить не на что. Заработать сейчас можно только на живописи. Графику никто не коллекционирует. Тем боле тушь. Материал очень хрупкий. Чтобы ее сохранить, ее надо держать в темноте, чтобы она не выгорала — раз. Во-вторых, чтобы ее где-то выставить, показать, нужны стекла, рамы. Живопись повесил на стену и прибил гвоздями — всё. Живопись ценится, а графика — нет. Почему сейчас все графики в нищете — ивановские, владимирские… Графика не ценится. Она не коммерческая. Любой коллекционер, покупая картину, знает, что живопись будет что-то стоить. А графика лежит в папке и всё. Коллекционеры могут перепродавать живопись, вешать ее на стены, сдавать в галереи — ей ничего не будет. Графику нельзя. Выгорает бумага прежде всего — она желтеет. Также и акварель».

***

Александр Скворцов. О работе «Урок танцев»: «Когда я увидел эту работу, у меня немного перехватило дыхание. Из всего многообразия замечательных работ эта попала прямо в точку, прямо в сердце. Называется «Урок танцев». Не портрет, не пейзаж. Композиция. Девочка сидит на полу спиной к зрителю, на заднем плане стулья и станок. На одном из стульев висит либо полотенце, либо какая-то деталь гардероба. Но это всё такие вспомогательные детали. Самое главное, что на переднем плане, в центре картины просто белое пространство — пустота. Она еще никем и ничем не занята, но именно на этом месте через какое-то мгновение начнется творчество. А пока это тайна. Вот этим работа и завораживает, захватывает внимание, не оставляет равнодушным, заставляет задуматься, остановиться, перевести дыхание: какой танец жизни будет исполнен на этом пространстве? Вот она тайна творчества и биографии».